В общем, комплекс хоть и блистал стерильной чистотой (спасибо сердобольной Никитиной), но дышал на ладан. Важные узлы еще как‑то держались, некритичные для поддержания жизни ученых выходили из строя один за другим. Даже ворота, ведущие в грузовой лифт из подземной стоянки принадлежавшего государству здания НИИ, смогли подняться лишь после сотен команд на открытие. Не в лучшем состоянии был и грузовой лифт, который едва выдержал вес заехавшей в него БМП-3, и по пути вниз пару раз замирал. Причем однажды надолго.
С научным оборудованием положение было не лучше. Большая часть действительно ценных, часто выпущенных в единственном экземпляре приборов осталась на нижних уровнях. А находившихся на третьем этаже едва хватало, чтобы проводить полноценные исследования. Люди работали практически на ощупь, подобно ученым средних веков, пытаясь ослабить или найти средство против токсоплазмы методом научного тыка. Однако прогнозируемая и скорая поломка масс–спектрометра, анализатора и молекулярного микроскопа положат конец всяким исследованиям. И заменить эти жизненно–необходимые приборы нечем. С их поломкой работа ученых встанет окончательно, и комплекс из современнейшей лаборатории превратится в просто очень комфортное бомбоубежище – закопанную на сотню метров бетонную коробку с ядерной силовой установкой, системой рециркуляции воды и воздуха и запасом еды от силы еще лет на пять. Впрочем, системы рециркуляции, по прогнозам Савельева, сломаются намного раньше, чем кончится запас еды. И когда они сдохнут, всем придется выбираться на поверхность. Где их также будет ждать лишь смерть.
Войдя в комнату, Долин застал в ней Кнопу, Савельева, Швеца и четверку ученых. Дай Чуань еще не явился. Мебель была отодвинута к стенам, комната пополнилась притащенными кем‑то стульями. Ученые в салатового цвета униформе заняли один ряд, гости разместились напротив. Утративший всякое жизнелюбие Савельев, корящий себя за свое трусливое поведение в подвале башни, все еще изучал план–схему комплекса на планшете, Швец в накинутой поверх голого торса куртки ощупывал бинты на плече, Кнопа о чем‑то переговаривалось с Никитиной.
Усевшись на свободный стул между девушкой и штурмовиком, Долин закинул нога на ногу, сцепил на колене пальцы. С Никитиной он успел пообщаться, вторым знакомым лицом был хирург – предпенсионного возврата седовласый, интеллигентный мужчина Андрей Варай с очками на носу. С двумя другими – молодым лаборантом Никитиной и вечно всем недовольным, бородатым нейрологом по фамилии Гаргаридзе – Долин пока не перекинулся и парой слов.
С появлением Долина, которого все ученые считали старшим в группе, атмосфера в комнате изменилась с непринужденной на напряженную.
— Здоров, Леша, – кинул Швец. С тревогой вгляделся в бледное лицо Алексея. – Выглядишь не очень.
— Небольшая температура, – почти честно признался Долин, соврав лишь о том, что с самого утра температура была отнюдь не небольшой.
— Могу предложить вам таблетку парацетамола, – тихим, мягким голосом предложил Варай.
— Спасибо, не надо, – покачал головой Долин. – Я поставил себе инъекцию литической смеси. Кажется, помогло.
— О как! – всплеснула руками Никитина. – Зачем сразу литическую смесь? Есть более щадящие средства.
— Анестетический эффект. – Долин коснулся верха живота, замотанного под свитером бинтом, и с усилием согнул схваченный фиксатором локоть, который чуть не раздробил Боштан. – Боюсь, что без сильных медикаментов могу развалиться.
— Тогда одобряю, – кивнул Варай. – Если желаете, Алексей, могу исследовать вас на предмет различных заболеваний и травм. А то мне здесь, сами понимаете, с моей специальностью трасплантолога заняться совсем нечем.
Долин кивнул на Швеца.
— Исследуйте лучше его. Я в состоянии позаботиться о себе сам.
— С Ярославом я, к сожалению, уже закончил, – уныло признался Варай. – Пока он соблюдает режим и предписанные рекомендации, с ним все будет в порядке. Полагаю, мне больше не доведется коснуться его.
— Ну–ну, док, – попытался приободрить скучающего старика Швец. – Еще успеете помучить меня. Кому‑то ведь надо снимать швы.
— Какие швы, юноша? – иронично приподнял бровь Варай. – Лазерный скальпель умеет прекрасно сшивать раны без ниток и по всей плоскости надреза. Когда рубцы схватятся, а это случится дня через три–четыре, я сниму бинты, и мы сразу сможем сыграть партию в настольный теннис.
— Так быстро? – восхитился Швец. – Ничего себе. Да вы настоящий ас, док. Я вообще распрощался с рукой, а вы взяли и пришили ее обратно.
Карие глаза Варая, обрамленные паутинкой морщин, хитро блеснули.
— Благодарите не меня, а Снежинку. Ваше спасение, по большей части, ее заслуга.
— Что за Снежинка? – принялся непонимающе вертеть головой Швец.
— Шимпанзе–бонобо, карликовое шимпанзе – пояснил Долин. – Одно из подопытных животных.
Швец моргнул.
— И причем здесь шимпанзе?
— Оно стало твоим донором, – ответил Долин. Не пытаясь смягчать выражения, он сообщил: – Когда мы добрались сюда, ты был практически трупом. Пришлось делать срочное переливание крови. Только возникла проблемка – у тебя редкая группа. Было некогда чистить нашу кровь от антител, но тебе крупно повезло – у Снежинки оказалась та же группа, что и у тебя.
И без того бледный Швец стал белым как полотно.
— То есть, получается… вы что, закачали в меня кровь обезьяны?!
Никитина улыбнулась.
— Также мы использовали части ее мышечной ткани, сосуды и сухожилия, чтобы восстановить вам руку. Иначе пришлось бы ампутировать. Сшивать было просто нечего.